Бумажная магия - Страница 42

Попутно он открывал дверцы-глазки, за которыми темнели решетки из кованого железа. Расстояние между прутьями позволяло просунуть между ними миску с едой – да и только.

– Кто не встанет, будет голодать и дальше, так что выбирайте!

Сиони поморщилась от оглушительного стука дубинки по железу, а потом расхрабрилась и заглянула в ближайшую камеру.

Она шарахнулась от зарешеченного окошечка так, что стукнулась плечами о противоположную стену.

Лира.

Волосы арестантки, одетой в коричневую робу, отросли и посеклись на концах. Ее глаза потухли. Она покорно села у окошка еще до того момента, как надзиратель добрался до ее камеры, но он все равно ударил дубинкой в дверь.

Лира в тюрьме. О, если бы так!

Сиони на цыпочках отошла от камеры Лиры и, заглянув в следующую клетушку, обнаружила там долговязого темнокожего мужчину со шрамом на носу. Сиони не знала, кто он такой и в чем провинился, в отличие от человека, сидевшего в соседней камере. Его лицо молниеносно всплыло в памяти Сиони. Оплывший подбородок, свинячьи глазки и морщинистый лоб были изображены на плакате «РАЗЫСКИВАЕТСЯ», который Сиони увидела в почтовом отделении пару лет назад. В ее сознании вспыхнула надпись:

...

«РАЗЫСКИВАЕТСЯ
ГРАТ КОБАЛЬТ
ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ГОСУДАРСТВА»

Сиони отскочила. Она помнила, как у нее тогда волосы встали дыбом. Потрошение. Грат Кобальт был Потрошителем, причем, по слухам, самым опасным адептом темных искусств во всей Европе.

Сиони опять стукнулась спиной о холодные камни, а затем приблизилась к двери и присмотрелась к силачу, закованному в цепи. Он едва пошевелился, когда на дверь обрушилась дубинка надсмотрщика. Сиони заметила, что он заметно исхудал по сравнению с портретом на плакате. Мышцы усохли. Он казался сломленным.

– Вот на что вы надеетесь, Тейн, – прошептала Сиони, когда в унылом коридоре появился второй могучий надзиратель, толкавший перед собой тележку с едой. – Вы думаете, что я продолжу изучать Бумажную магию и освою ее не хуже, чем вы сами. Вы верите, что Потрошители, которых вы выслеживаете, будут арестованы и изолированы от общества.

– Но этого не будет, – раздался знакомый тошнотворно-сладкий голос.

Сиони вздрогнула. В конце коридора стояла настоящая Лира, одетая в черное и с кинжалом в правой руке. За плечом у нее висел кожаный мешок. Видение завибрировало и померкло, словно в присутствии Лиры оно сделалось слишком тяжелым для сердца Тейна. Тюрьма могла улетучиться, как сон, покидающий резко разбуженного человека и не оставляющий о себе никакого следа.

У Сиони онемела спина, она неловко пошатнулась и хотела позвать на помощь надзирателя – но он исчез, как и его напарник. Камеры тоже опустели. Теперь Сиони стояла посреди колеблющейся, расплывающейся тюрьмы, где, кроме нее, были лишь Лира и Фенхель.

Фенхель зарычал, бумажные ноздри песика раздувались, как у живой собаки.

– Чего тебе нужно? – прохрипела Сиони, прикоснувшись к только что сделанной цепи-щиту, и запустила трясущиеся пальцы в сумку.

– Я? – изрекла Лира и скривила губы, накрашенные ярко-красной помадой. – Я? – повторила она и сделала решительный шаг вперед, а затем и еще один. Мешок на ее плече лениво покачивался в такт движениям. – Я хочу, чтобы потаскуха, которую завел себе Эмери, сдохла. Я не люблю делиться.

– Я не… не потаскуха, – выдавила Сиони и попятилась.

Она крепко стиснула зубы и не собиралась сдаваться. Она пришла сюда, зная, что рано или поздно она столкнется с Лирой. Но она, Сиони, лучше погибнет в бою, чем даст себя раздавить, будто загнанного в угол таракана.

Лира выгнула бровь – возможно, на нее произвела впечатление поза Сиони. Или позабавила. Мысли жены Тейна – будем надеяться, бывшей, – было нелегко разгадать, как мысли самого Тейна.

– Мне плевать на то, кто ты такая, – звонко проговорила Лира и усмехнулась. – Но сердце Эмери принадлежит мне – и всегда принадлежало, дорогуша. Хотя он и отрицает все то, во что я верю… – она подняла руку с длинными ногтями и сжала пальцы в кулак, – его сердце тем не менее кое-что значит для меня. Сердце, знавшее любовь и сгоравшее от страсти… Это тебе в голову не приходило?

Лира приблизилась к Сиони почти вплотную и прищурилась.

– Ты смастерила забавную зверюшку. А кстати, тебе знакома любовь? Или ненависть? Интересно, сильное ли у тебя сердце. Почему бы не проверить?

– Нет! – выкрикнула Сиони, вытащив из сумки первую попавшуюся бумажную фигурку, и бросилась наутек.

В тот же миг Лира сбросила с плеча кожаный мешок, и по ее короткой команде из горловины высунулось с полдюжины оторванных рук. Культи, тронутые разложением, сочились кровью. Белые и лиловые пальцы с обломанными посиневшими ногтями, вытянулись в сторону Сиони.

Внезапно весь арсенал мешка взмыл под потолок и поплыл за Сиони вдогонку подобно рою шершней.

Лира вскинула вперед собственную руку, и армия обрубков набрала скорость.

Сиони оглянулась, подбросила вверх свои творения и крикнула:

– Дышите!

Желтая рыбка и белая птичка, которых она Сложила ранее, тотчас ожили. Рыбка вильнула плавниками, а пташка захлопала бумажными крыльями и прямиком атаковала крупную почерневшую кисть, двигавшуюся к Сиони.

Но Лира выпустила из мешка шесть рук, а в распоряжении Сиони имелась лишь пара бумажных защитников. Две культи извернулись и стиснули в почерневших пальцах хрупкие фигурки Сиони. Птичка и рыбка рухнули на пол, а руки присоединились к остальным обрубкам и продолжили свой путь.

– Тейн! – завопила Сиони и помчалась по коридору.