Предыдущий раз Сиони посетила кладбище почти пять лет назад.
Она оглянулась на дверь кабинета, заранее зная, что та уже исчезла.
Сиони отчаянно замотала головой и зажмурилась.
– Не надо, – содрогнувшись, прошептала она и обняла себя обеими руками, чтобы унять дрожь. – Эмери, я не хочу знать, что связано с этим местом. Пожалуйста.
Но видение даже не шелохнулось. Ее поджидало кладбище, тихое, как снегопад, в сопровождении хмурой надоедливой мороси.
Закусив нижнюю губу, Сиони выбралась на мощеную дорогу и поднялась на невысокий холм. Мышцы ее ног заныли от усталости. Который сейчас час? Сколько времени она находится в плену сердца Эмери? Сколько ей еще осталось? У Сиони не было карманных часов, а кладбищенский пейзаж явно не мог дать ответа на мучивший ее вопрос. Наверное, в реальном мире давно наступила ночь. Да уж, бег наперегонки с Лирой и преодоление клапанов между камерами сердца вымотают кого угодно!
Сиони выудила из сумки ломтик сыра и начала медленно его жевать: напряженный желудок вряд ли был способен принять что-нибудь еще. А в глубине ее сознания – словно диск с застрявшего фонографа – раз за разом прокручивался голос Эмери. Бумажный маг негодовал и чувствовал весь ужас совершенного над ним предательства. Если окажется, что в этой камере содержится то, о чем думала Сиони, ей хотелось поскорее выбраться отсюда.
Мощеная дорога поднялась на холм, спустилась с него и вывела Сиони к небольшой группе людей в черном – двум мужчинам в костюмах, священнику в полном облачении и четырем женщинам в длинных платьях (три дамы были в широкополых шляпах с вуалями, закрывавшими их лица). Сиони нехотя поковыляла к траурной процессии.
Рослый мужчина повернулся к ближайшей женщине и что-то прошептал ей на ухо. Сиони сразу же узнала его, хотя сейчас он выглядел по-другому. Возможно, его изменила скорбь, изрезавшая его лицо морщинами, но он казался увядшим. Изможденным. Пасечник. Отец Эмери. Сиони захлестнула волна паники.
Каким-то чудом, отыскав в себе резерв энергии, Сиони преодолела остаток пути до могилы бегом. Нет, не может быть! Это не могила Эмери! Сердце не способно предсказать свое будущее, тем более дату своей смерти! Или способно?
Она застыла в нескольких шагах от могилы. «А что, если это не будущее?» – подумала она. Вдруг она опоздала? Может, Эмери уже?..
Сиони протиснулась между женщинами, не заметившими ее присутствия, и уставилась на две новые таблички, лежащие на холмике свеженасыпанной земли.
Между могилами стоял мальчик не старше трех лет. Малыш прижимал к животу маленькую шляпу-котелок. Его черные волосы промокли от дождя и приклеились ко лбу, облепили виски и уши. Он глядел вперед почти без выражения, лишь ротик болезненно кривился.
Сиони опустилась перед ним на колени и попыталась убрать мокрые волосы, упавшие ему на глаза, но, конечно же, локоны проходили через ее руки насквозь. Потом она прочитала надписи на табличках: «ГЕНРИ ТЕЙН, 1839–1874» и «МЕЛОДИ ВЛАДЕЙРА ТЕЙН, 1841–1874». Под обоими именами были высечены голуби с полусложенными в полете крыльями и два пересекающихся обручальных кольца.
Сиони проглотила ком в горле.
– Это твои родители? – прошептала она, взглянув сначала на малыша, а затем на пасечника.
Судя по фамильному сходству, пусть и не очень заметному, он, вероятно, был дядей мальчика.
Гнев. Неверность. Смерть. Тяжелые времена – вот что хранилось в дальних закоулках памяти Тейна. Сиони уже видела счастье и надежду, заключенную в сердце Эмери Тейна, и теперь пришла пора окунуться в наихудшие моменты его жизни. Что ж, в горьком видении на кладбище тоже таился определенный смысл.
Она узрела его боль и слабость. Увидела тени, скрытые в глубине его ярких глаз.
Сиони не поднималась с колен, и ее юбка, пропитанная дождевой водой, промокла и отяжелела. Взгляд больших глаз малыша с покрасневшими от слез веками был устремлен сквозь Сиони – куда-то в пустоту между могильными камнями. Крупные капли срывались с его ресниц и скатывались по пухлым щекам.
– Прошу, позволь мне, – произнесла Сиони. – Эмери, я знаю, что вы где-то здесь. Позвольте мне помочь ему.
Сиони снова попробовала убрать пряди со лба мальчика, и на сей раз ее пальцы наткнулись на стеклянную твердь. Пусть не кожа, не волосы, но все же хоть какое-то прикосновение.
Она обняла Эмери за плечи и прижала к себе.
– Обещаю тебе: все будет хорошо, – негромко проговорила она. – Я видела твое будущее – ты многого достигнешь. Твои родители гордились бы тобой. Жизнь наладится. Ты еще будешь счастлив, – и мысленно добавила: «Я позабочусь об этом».
Она поцеловала Эмери в лоб и взяла котелок из его ручонок, чтобы надеть ему на голову. Малыш уже вымок до нитки, но шляпа, по крайней мере, ему не повредит.
Сиони выпрямилась и тщетно попыталась отыскать кусок сухой ткани, чтобы вытереть лицо. Нужно поторапливаться – если она задержится, то Фенхель точно вымокнет, а Сиони очень сомневалась, что сможет чего-то достичь без своего бумажного песика. Только не в этом темном месте.
Благоговейно переступив через могилы и проскользнув мимо священника, который совершал погребальный обряд, Сиони направилась прочь.
Она замерзла и принялась на ходу растирать плечи и шею, чтобы избавиться от знобящей сырости, но не тут-то было! Кладбище здесь не имело границ, простиралось во все стороны за горизонт. Даже небо было испещрено могилами.
Однако Сиони продолжала плестись вперед.
Увидев каменный заборчик высотой по колено, она перешагнула его в том месте, где он уже начал осыпаться. Трава стала короче и жестче, и вскоре туфли Сиони застучали по черно-белой плитке. Серые кучевые облака сменил сводчатый потолок высотой в добрых три этажа. Волосы и одежда Сиони мгновенно высохли, а воздух прогрелся до комнатной температуры.