Бумажная магия - Страница 51

– Чур, печенье мое! – заявил подхалим.

Эмери выхватил румяное яблоко, швырнул пакет своему спутнику. Затем устроился прямо на полу, вытянул тощие ноги и, обтерев яблоко о рукав, откусил кусок.

Впрочем, он отвлекся и выудил из-под себя приземистую лягушку – еще одно изделие Прита. Усмехнувшись набитым ртом, Эмери смял ее в кулаке и, буркнув «Во, балбес!», кинул бумажный комок в проходившую мимо темнокожую девушку. Та сердито покосилась на Эмери, но пошла дальше, не сказав ни слова.

– Нам пора, Фенхель! – позвала Сиони собачку и, не оглядываясь на будущего Бумажного мага, зашагала по коридору.

Спустя минуту она позволила себе вздохнуть. Ладно, это уже в прошлом. И расстраиваться из-за него нет никакого смысла.

– Однако надо спросить у вас, что же изменило ваше отношение к Складыванию. Надеюсь, вы попросили у него прощения, – произнесла она вслух.

Ученики разбредались по классным комнатам. Вскоре коридор опустел, и Сиони заметила двустворчатую дверь, которая вела наружу. Возможно, выход приведет ее в очередное темное видение сердца Эмери Тейна или перебросит в третью камеру, которую Сиони еще предстояло увидеть воочию. Она надеялась на второй вариант: ей нужно было поскорее удрать из ловушки Лиры, а единственный путь для этого – пройти сердце Тейна насквозь.

Значит, у нее нет выбора. Ей придется идти до конца и просмотреть все истории Эмери Тейна.

Сиони распахнула дверь и очутилась в знакомом кабинете – том самом, куда она попала после того, как протиснулась в третью камеру. Разница состояла лишь в том, что вместо вечернего полумрака комнату заливали оранжевые лучи заходящего солнца, а на столе и шкафах горели свечи в подсвечниках. Сиони замялась на пороге – воспоминания о предыдущем визите в кабинет были настолько свежи, что иглами впивались в ее сознание.

Эмери сидел за столом, склонившись над тонкой стопкой бумаги отнюдь не тех сортов, которые он применял для Складывания. В одной руке он держал перо, а другой теребил волосы, подстриженные заметно короче, чем в настоящее время.

Фенхель принюхался к бледно-лиловому ковру, лежащему на темных скрипучих половицах, и чихнул.

Сиони сделала шаг вперед, и дверь за ее спиной захлопнулась.

Этот кабинет Тейна оказался не столь просторным, нежели тот, что был в его нынешнем доме в лондонском предместье, но и здесь все говорило об Эмери. Шкафы, сундуки и прочая мебель, втиснутые по четырем стенам комнаты, располагались почти в идеальном симметричном порядке, и нигде не было ни кусочка неиспользованного места. Изящный шкаф вишневого дерева заполняли стопки блекло-желтой, салатовой и розовой бумаги, порезанной на прямоугольники и квадраты разных размеров. В другом шкафу, скрепленном металлическими скобами, хранились бесчисленные старинные фолианты, некоторые из которых Сиони узнала: она видела их на книжных стеллажах в реальной спальне Эмери. На верхних полках поблескивали стеклянные бутылки, заполненные многослойным разноцветным песком, а из-за них выглядывала пустая деревянная рама. Сиони предположила, что прежде в ней могла быть вставлена чья-то фотография. В доме из желтого кирпича она такой не видела.

На краю письменного стола стоял стакан с чаем. Сиони прикоснулась к нему – холодный. От напитка слабо попахивало мятой. Ей в голову вдруг пришло, что на кухне Эмери она не видела кофе – возможно, он не любил его. Или кофе порождал в нем тревожность, а Сиони не могла внести «тревожность» в список личных качеств Эмери.

Аккуратно распределенный хаос занимал весь стол за исключением ровного прямоугольного участка, на котором Эмери Складывал бумагу. Тут же находилась и ваза с линейками и карандашами, и компас, и маленький отрывной календарь, где каждый день иллюстрировался изображениями трех видов деревьев, и бутыль с песком для просушивания написанного. А еще папки и подставки с рабочими материалами Эмери. Сиони задержала взгляд на макете Суррейского театра, целиком сделанном из бумаги, от колонн главного фасада до английского флага, развевавшегося на шпиле купола. Сиони полюбовалась им, гадая, сколько же времени Эмери потратил на то, чтобы смастерить столь детальную копию. И пусть она существовала в ином измерении – Сиони глаз от нее не могла оторвать! Тем не менее она не стала прикасаться к макету, хотя парадные двери на петлях, крепивших их к фасаду здания, выглядели так, будто могли открываться и впускать внутрь, ну, скажем мышей.

Она покосилась на Эмери. Какие же прекрасные вещи он изготавливал!

Тейн отложил страницу и взял верхний лист из стопки. Сиони наконец-то смогла сосредоточиться на документах. Это был густой юридический жаргон, плотно вписанный мелкими буквами между дюймовыми полями, обрамляющими лист с четырех сторон. Каждый абзац имел собственный номер, а некоторые фразы были написаны заглавными буквами, да еще и жирно подчеркнуты в придачу. На нижнем поле Эмери поставил свою подпись – у него был изумительный почерк, все строчные буквы имели одну и ту же ширину, а заглавные инициалы Э и Т он изображал практически без завитушек. В глубине души Сиони хотелось понаблюдать за его манерой письма, чтобы научиться такому же безупречному почерку. Ей, конечно, далеко до умений Эмери, но попробовать стоило…

А Эмери между тем отложил и этот лист и начал писать на следующем.

Губы его были хмуро сжаты, глаза сосредоточенно прищурены, от уголков век разбегались суровые морщинки. Сиони прочитала шапку письма: «СЕКРЕТАРЮ ГРАФСТВА БЕРКШИР. ЗАЯВЛЕНИЕ О РАЗВОДЕ».

Солнце ушло на другую сторону мира, свет в кабинете померк. Сиони всмотрелась в дату, начертанную под второй подписью. Воспоминанию исполнилось как раз два года и пять месяцев. Неужели он так долго коротал время в одиночестве?